Письма

Письмо номер один.

Я тебя встретила и с первого взгляда мой глаз был пронизан вспышкой света. Молния сверкнула у тебя в глазу.Как будто зеркало поймало луч в пустыне, и зеркало то далеко...на горизонте. Я поняла - мне туда.Невероятные открытия были по пути, трещины города и фиолетовые небеса, все было слишком красиво и от смущения пряталось в тени. Ты исчез от пронизывающего крика. Как только это произошло, из роз полилась кровь, они отцвели, а затем росли заново, из зерен, проживая кровавую круговерть вечно.Мне предстоял путь за тобой, под океан и в лабиринтах города, я искала тебя и в других людях и пыталась вновь найти тот свет в глазу. Поймать его, и не отпускать, поймать дьявола - так называется этот приём, но все это были жалкие рифмы, даже на йоту не выражающие то самое - тебя, не было обнаружено тебя... ты демон, или муза которая покинула меня одарив лишь поцелуем, и мне предстоял только один вариант, отправиться в замок. Это единственное место, где я не была прежде. Думала, что ты прячешья в некой комнате или в подвале, возможно тебя охраняет замок, и я собрала множество ключей для. Я долго ходила по тёмным коридорам, заглядывала в залы и башни. Но тебя здесь нет. Твоё "нет" закон для меня, пытаясь его разрушить я разрушила себя и замок. Но я смирилась и он креп и разрастался, комнат и подземелий становилось больше и я выбилась из сил, следуя за тобой. Я думала, что это твой огромный дом, а оказалось что он мой и всегда был моим - я веками живу в нем, а тебя здесь нет и не было.Теперь, сидя в башне и взирая на весь масштаб, на весь мир - я пишу это письмо, которое никогда не было и не будет отправлено.
С любовью, я.

 

Письмо номер два.

Знаешь, я заранее знала, что встретила именно тебя. Ведь до этого я умела летать. Моё время проходило над гигантским океаном, его бурлящая тёмная гладь дышала очень тихо, будто умирала или приходила к паузе, это был пре штиль. Небо застыло, на его лице был рассвет или закат...неясный, прячущийся за горизонтом. Небо было раскрашено розовым и фиолетовым, но при этом глубоким теневым. С высоты я взирала на этот масштаб. Это гигантский океан, бесконечен со всех сторон. И тут прямо подо мной из глубин начала подниматься гигантская металлическая решетка. Её длина и ширина составляла сотни километров, ведь я витала очень высоко... Представляла она из себя чёрные готические иглы, переплетенные прутьями, деталями, переходами, украшенными тематическими узорами. Тонны воды медленно обрушались вниз. Этот грохот пронзал и разносился, но эхо не было, ведь звуку не обо что удариться... опять это длилось вечно. Я думаю, это предвестник тебя. Что-то общее было и есть в этом, и в твоём присутствии рядом. Я все ещё иногда вспоминаю наш единственный поцелуй. Он был холодный и каменный. Я целовала камень, я целовала твоё изваяние. Холод от тебя был сродни глубинным водам, он колет каждую клеточку хрустальной иглой.
Я люблю холод.
С любовью, я.

 

Письмо номер три.

А помнишь белую ночь в белой комнате ? Это было в петербургских лабиринтах. Я делала вид что сплю, а ты держал подол моего черного платья, что бы я не убежала. Платье костенело от твоих рук и превращалось в ледяной лист меди, он облегал моё тело и был моим саркофагом. Я знаю, ты смотрел на мое лицо, и так шли часы и в твоей голове не было меня, ты не мог допустить, тебе мешали черепные коробки. На рассвете ты ушёл, вместе с щелчком замка раздался удар колокола. Длинная грозная нота давила меня где-то за грудной клеткой, она долго жила и разносилась по городу... Каркали утренние вороны и никого не было на улице, раннее ранее утро. Затем второй удар, третий... но между ними уже являлся, сначала тихий, голос. Женское пение повторяло звук разносившейся волны. Это постепенно усиливалось и голосов становилось больше. Это был океан волн, океан - хор прекрасных голосов. Они скорбили вместе со мной. Я открыла белые шторы и вышла на балкон, там встретила меня Луна, посреди утра она опустилась прямо ко мне, её свет был мягким и с нотами серого, она гладила меня по лицу. Она не боялась меня. Это было белое утро и я не была больше одна.
С любовью, я.

 

Письмо номер четыре.

Это письмо долго ждало меня и я знаю ты его тоже ждешь, но не получишь. Твоё первое облачение было жестоким и тело твоё меня никогда не интересовало - интересовал именно тот свет, что сверкал молнией в глазу. Я любила в тебе вспышку умирающего небесного тела, как поэт загорается и горит, так и тьма вокруг не пугает - "я не поклоняюсь ей - ибо она - это часть меня, а я - это часть её", мне нужен тот свет, как маяк кораблю в бесконечной ледяной тьме. Ты рассказывал мне о шипах роз, о крови и лестницах под океан, о звоне цепей, о силе звена и надменности пустоты. Я же рассказала тебе о пыли, которая оседает и будет оседать на лепестки и на всю Землю, и мы часть ее, о печали в женских глазах, когда металл целует ржавчина - она, женщина, чувствует ангела одиночество, о глади воды, которая выйдет из берегов и затопит все- твои леса, горы и изваяния цивилизаций, о том, что вода это - дыхание Земли и всего, и ты не можешь поймать его - утонешь. Мы будто боролись силами, и ты не верил мне, что победила Земля, она оползнем прошлась и обняла все дома, и все люди в них погибли, такая сильная и тяжелая настоящая любовь. Ты не поверил в это и не смог вынести дара воспевать эти события, ты не смог вынести предназначения - воспевать холод луны и ностальгию звёзд по самим себе. И Луна покинула тебя – отвернулась, забрав с собой твой глаз, оставив вместо черный пустой туннель.. Нет, ты не умер, ты просто не творец более. Иди ищи. Сейчас и всегда певец жив. Он, как и я, проходит через века. Я творю, сидя в башне, а он поёт свою печальную песнь, воспевая вечную ночь. А на сцене всегда рынок и собор, врачи военные, трагедии и страсти. В актах они танцуют как атомы, рождая ток, что заряжает тебя и меня быть. Я поцелую тебя через 100 веков в будущем, а ты меня 1035 лет назад. Мы никогда не станем одним. Между нами стена знания и трещина - мы любовь неразделенная, но разделенная - мы гармония.
С любовью, я.

 

Письмо номер пять.

Я медленно разрезала твой глаз, и оттуда, трепеща и извиваясь, проявилась куколка. Стоял треск, это освобождение от саркофага всех метаморфоз. Из глазницы вылезла бабочка. Она встрепенулась, как бы подтягивась после долгого сна - рождения. Её багровые пятна на пушистых крыльях являлись бесконечным количеством образов.Также там были глаза. Иссине-синии глаза Марии. Бабочка вспорхнула, взмахивая бесшумно своими гигантскими крыльями, она будто усилила гробовую тишину в комнате. Пролетев несколько метров, она спряталась в трещине, которая проходила в стене. Это произошло быстро - будто её проглотила тень. Я вытерла кровь с твоего лица подолом платья. Ты не шелохнулся и больно тебе не было - ты подумал, что этого всего лишь сонный паралич. А это я приходила навестить тебя. Пламенный привет передаю. Потери для тебя нет, есть лишь для меня - приобретения.
С любовью, я.

 

Письмо номер шесть.

Я шла в тумане по кладбищу, было сыро и серо. Мох хрустел под тёмным каблуком. Я шла медленно, оплакивать время и его тякучесть. Навстречу шёл ты, омрачённый разбитыми зеркалами лиц. Я сняла вуаль и подняла глаза - и ты. Твои ресницы разрезали мои ребра, они открылись, как шкатулка или раковина с жемчугом , но вылилось из нее нутро внешнее - вылилось, ложилось на камни лицами и смеялось над каменными ангелами, вылилось на землю. Я стала рифмоваться со всем - стала крестами, ботинками, дверью и дорогой, засохший травой и сухим скрипом ржавчины, мой голос - стихи металлических коммуникаций города, полюбивших лепестки цветов. Я исчезла в - из своей позиции исчезла, и защита не потребовалось. Ты продолжал ведать, хотя итог все равно один - будь у тебя больше сил, был бы ты совсем тёмен... так как я пропала вовсе - ты возложил черную розу, будто это скорбь, а не победа, и удалился. У меня запрет на разговоры о розах.

 

Письмо номер семь.

Я долго не писала конкретно тебе,  была обида за твою жестокость. Но время идёт, и я понимаю, что это был единственный вариант - для постройки самой великой башни - сносится и уничтожается всё предыдущее. Необходимо поле - для любой жизни, даже математической. Это ведь так больно, когда камни падают на Землю. А тебе больно? За это время я поняла, что есть только без подобия меня и подобия тебя. Я вновь нашла множество твоих лиц и проявлений. Мой лабиринт как и их скучен, а твой привлекателен и велик. Я буду всегда на твоей стороне, хоть это и риск. Мы совершали сеанс связи с тобой. Ты это чувствовал ? Произведён надрез лица. И каждая ступень вниз - подсказка о том, как построена наша история. Я будто поняла больше. Я бегу по страницам, но моя книга написана наполовину, твои же книги все кончены, и стопка их велика, как и ты. Я тяну к тебе руки, но ты всегда выше и выше, ты бесконечен...

 

Письмо номер восемь.

Я прятала свои прозрачные дома в тенях и глубинах ельника, но ты все равно пускал туда лучи. Я уходила с голыми плечами и не слушала тебя. Иногда мне приходилось бежать и прятаться, ветки царапали мою кожу и цепляли мои волосы, иногда волос выдирался с болью, и пауки сразу забирали его себе для новых паутин. Проталины пели песню весне и воздух гулял разный, снег еще обнимал, но оставался только под деревьями. Я легла в неглубокий ручей, багровый ручей. Стужа его серебрилась и сковала мои лёгкие как твой поцелуй. Ледяная вода протекает сквозь меня, пронизовая вспышками тока мои атомы, время не торопилось, и часть воды уходило в землю. Впитывая и будто вдыхая её, корни жадно пили ее, потребляя и оставляя вместо нее пустоту - так они становились камнями.

 

Письмо номер девять.

А помнишь нашу встречу на тихом берегу ? Холодный мокрый песок и корни, золотые дубовые листья, которые превращались в куколок, словно через время улетят маленькими птичками. Я вошла в серую, ржавую воду. Небо было бетонное и пожирало горизонт. Шла буря, но пока ещё было светло. Я с усилием шагала в даль, борясь с сопротивлением воды. Кончики моих волос коснулись поверхности и закачались в такт печального вальса прибывающей воды. Впереди блеснуло что-то белое. Это был ты. Я шла навстречу тебе. Я ты плыл по течению, лёжа на спине. Твоя белоснежная кожа сияла, как фарфор, отполированный мрамор, что угодно, только не простое бренное тело. Твоя седина и борода добавляли мягкости твоей сухой, холодной, каменной фигуре. Мы были совсем уже близко. Как вдруг я увидела молнии на твоей коже, фиолетовые, но будто прикрытые бельмом, как трещинки на старом холсте. Ты был объят ими. Меня это разозлило. Они порочили твой белый! Я ревновала тебя ко времени. Красным цветом налилось моё нутро. Я взяла тебя за шею и начала опускать под воду. Я смотрела, как твои седые локоны крутят спирали в ржавой воде. Как твои слепые глаза по-прежнему спокойны и осанка твоя величественна. Ты будто погружался в тёплый сон, а не тонул в ледяной балтийской воде. Ты на все мои выходки реагируешь одинаково ! Что бы я ни сделала, ты всегда умиротворен. У мира творен.
Ты ушёл на дно. Ты любишь в целом пропадать под.

 

Письмо номер десять.

А ты сможешь выбрать место, на котором остановится твоя любовь? Я уверена, что это будет поздним вечером, когда небо начинает всасывать свет и бархатиться. Это будет начало осени. Отведи меня туда, я хочу смотреть в твои глаза и уловить этот миг. Как думаешь, я почувствую освобождение от тебя ? Я массив, и это тяжело, ты дизайн пустоты. Мне кажется да, это будет свобода, наверно, я смогу летать сквозь темно-синий ельник и еле касаться кончиками волос Земли, она помнит лунный свет. Мне будет не страшно разодрать кожу ветвями леса, я буду плавать и нырять в него. Затем я вознесусь на ледяную высоту серых облаков. Они как гигантские одинокие замки подвешены над Землёй, будто ее мысли. Я остановлюсь на одной и буду чувствовать, как влажные гранулы пронизывают меня до костей, начну петь громко и легко. Обнажится и развеется моё "я" вместе с ветром, холод в легких, как думаешь, это похоже на свободу от тебя ? А ты будешь стоять внизу. Принимать дождь. На том месте, которое выбрал, стоять, в глазах я не отражаюсь.

 

Письмо номер десять.

А ты сможешь выбрать место, на котором остановится твоя любовь? Я уверена, что это будет поздним вечером, когда небо начинает всасывать свет и бархатиться. Это будет начало осени. Отведи меня туда, я хочу смотреть в твои глаза и уловить этот миг. Как думаешь, я почувствую освобождение от тебя ? Я массив, и это тяжело, ты дизайн пустоты. Мне кажется да, это будет свобода, наверно, я смогу летать сквозь темно-синий ельник и еле касаться кончиками волос Земли, она помнит лунный свет. Мне будет не страшно разодрать кожу ветвями леса, я буду плавать и нырять в него. Затем я вознесусь на ледяную высоту серых облаков. Они как гигантские одинокие замки подвешены над Землёй, будто ее мысли. Я остановлюсь на одной и буду чувствовать, как влажные гранулы пронизывают меня до костей, начну петь громко и легко. Обнажится и развеется моё "я" вместе с ветром, холод в легких, как думаешь, это похоже на свободу от тебя ? А ты будешь стоять внизу. Принимать дождь. На том месте, которое выбрал, стоять, в глазах я не отражаюсь.

 

Письмо номер одиннадцать.

Есть человек один, у которого внутри любовь не разделенная - она полностью его. Её вес и масштаб, предназначенный для двоих, храниться в малой грудной клетке, не от жадности, он вполне смел - земное притяжение силой тянет к себе его нутро, а на самом деле это было когда-то легким пером, но как настоящий металл, обугленное , излитое  и закаменелое в зеркало, иногда оно лопается от воспоминаний или ветра, тогда океан всеобщности затапливает все башни и залы его дома. Остаются только вершины гор, умиротворенно смотрящие на белое небо. Вокруг ничто и штиль. Всемирные потопы не часты, вода вполне покойная, и клетка, скрипя своими замками, мирно, ржаво цела. Человек, владеющий сим, гуляет весело по городу, как плут или шут. Его глаза прозрачны, один утерялся, а шаги стали тяжелы, но путь вечно светл. Насвистывает он свои глупости и смеётся над смертью. Ах как прозрачен он был и вечно глуп. Только грязные старики, украшающие фасады домов, хмуро смотрят, осуждая дурачка, как бы он не лопнул вновь от своей странной любви, пока они держат стены пыльных домов - боятся.

 

Письмо номер двенадцать.

Помнишь была глубокая звездная ночь? Мы смотрели с надеждой на это полотно, стужа пронизывала нас. Это было на пустыре, мы пришли открывать старый пыльный люк. Спустившись, мы оказались в туннеле метрополитена. Долго шли по путям. Мне было трудно идти, ведь я только с правым глазом - я опиралась на тебя. Мы нашли еще колодец с лестницей вниз. Спустившись, мы оказались в городе. Это была точная копия старого Петербурга. Света в этом городе нет ни капли, есть лишь еле видные серые силуэты. Тишина и пустота гробовая. Мы гуляли. Ты был рядом, и мне было не страшно. Когда мы дошли до края крупного проспекта, перед нами встало "ничто". Развилка трех дорог, а впереди тьма настолько темная, что ее существо превращалась в жидкую свербящую всасывающую тьму. Оттуда с грохотом выкатилась ржавая бочка. Ее грохот был истинным ужасом. Сухим электрическим. Он разнесся по всему городу и разбивался о каждый дом. Я испугалась и поняла, что дальше точно не пойду. Развернувшись, я встретила сухую старую старуху...ее кожа была серая, а волосы белы, как ее правый глаз. Левый светился изумрудно зеленым и распадался на все оттенки этого цвета. Я похвалила красоту ее глаза, она протянула его мне. Я посмотрела в него и растворилась в его многогранности.
Обратно мы шли с легкостью. Я была в задумчивости.